Доведенный до безумия [Gaslighted] - Линкольн Чайлд

Дуглас Престон, Линкольн Чайлд

Доведенный до безумия

«Тук-тук!» — стучало что-то. «Тук-тук» — и ничего больше. Часы? Нет, часы так не тикают, звук слишком громкий и неравномерный. Поскрипывают стены старого дома? Щелкает обогреватель?

Человек слушал. Постепенно он осознавал какие-то вещи — или, скорее, их отсутствие. Отсутствие света. Ощущений. Имени.

Как необычно, правда? Он был человеком без имени. Без воспоминаний. Чистой доской, пустым сосудом. И все же чувствовал, что ему многое известно. Парадокс.

Стук становился все громче. Человек изо всех сил старался понять, что это. Ощущения начали возвращаться. Он ничего не видел — на голове был колпак. Руки и ноги зафиксированы. Не связаны — пристегнуты ремнями. Он лежал на кровати. Попытался пошевелиться — путы оказались мягкими, не давящими и прочными.

Есть не хотелось. Он не устал. Не было ни жарко, ни холодно. Он не боялся, чувствовал себя спокойно.

«Тук, тук, тук-тук.» Человек прислушался. В голову пришла мысль: если он догадается, что издает этот звук, то, может быть, вспомнит все остальное.

Он попытался заговорить. Появился звук. Шелест дыхания.

Стук прекратился. Стало тихо.

Затем он услышал скрип. Этот звук человек узнал — так скрипит пол под ногами. К нему подходили все ближе. Кто-то взялся за колпак, и он услышал, как затрещала, расстегиваясь, липучка. Колпак аккуратно сняли, и человек увидел чье-то лицо. Кто-то склонился над ним. Кожей ощутив движение воздуха, он понял, что ему обрили голову. Когда-то у него были волосы… по крайней мере, хоть это он знал.

Пришедший наклонился ниже. Несмотря на тусклое освещение комнаты, человек вполне отчетливо разглядел его. Мужчина лет сорока в сером фланелевом костюме. Резкие черты лица, высокие скулы, нос с горбинкой. Четко очерченные глазницы и надбровные дуги делали лицо незнакомца похожим на череп, придавая ему асимметричный вид. Рыжеволосый, он носил густую, аккуратно подстриженную бородку. Но необычнее всего выглядели его глаза: один — живой, ясный, насыщенного зеленовато-карего цвета, зрачок чуть расширен. Второй — беловато-голубой, мутноватый, мертвый, с суженым до размера крошечной черной точки зрачком.

От одного вида этих глаз в мозгу человека что-то щелкнуло… будто сработал гигантский выключатель, и память вернулась. Воспоминания разом обрушились на него словно Ниагарский водопад, и их тяжкий груз поверг его, лежащего на постели, в состояние оцепенения.

— Диоген, — прошептал он, глядя на склонившегося над ним мужчину.

— Алоиз, — обеспокоенно нахмурившись, ответил тот. — Слава Богу, ты очнулся!

Алоиз. Алоиз Пендергаст. Вот как его зовут: специальный агент Алоиз Пендергаст.

— Ты мертв, — проговорил Пендергаст. — Это сон.

— Нет, — возразил Диоген. Голос его звучал почти мягко. — Ты очнулся от грез и теперь наконец-то на пути к выздоровлению, — с этими словами он наклонился над кроватью, расстегнул кожаные ремни на запястьях брата, взбил и поправил подушку, разгладил простыню. — Если можешь сесть, сядь.

— Это твоих рук дело. Твой очередной план.

— Ну же, прошу тебя, не начинай заново.

Краем глаза Алоиз заметил движение и повернул голову. В открытую дверь его комнаты вошла женщина. Он мгновенно узнал ее: Хелен Эстерхази, его жена.

Его покойная жена.

Алоиз с ужасом наблюдал, как Хелен подошла к постели. Она попыталась взять его ладонь в свою, но Пендергаст отдернул руку:

— Это галлюцинация.

— Нет, явь, — тихо ответила она.

— Не может быть.

— Мы живы, — Хелен присела на краешек кровати. — Оба. Мы пришли, чтобы помочь тебе выздороветь.

Алоиз Пендергаст молча покачал головой. «Если это не сон, то я, должно быть, под воздействием наркотиков. Что бы ни происходило, что бы они ни делали, поддаваться не стану.» С этими мыслями Пендергаст закрыл глаза и попытался вспомнить, как сюда попал, какие события привели к тому, что он оказался… в неволе. Но кратковременная память была пуста. «Что же тогда я помню последним?» — подумал он, изо всех сил стараясь вспомнить. Безрезультатно: куда бы он ни обращал свой мысленный взор, всюду виднелась лишь дорога, длинной черной лентой уходящая назад.

— Мы пришли помочь тебе, — поддакнул Диоген.

Пендергаст поднял веки и пристально посмотрел в разноцветные глаза брата:

— Ты? Пришел мне помочь? Ты — мой злейший враг. И, кстати, тебя здесь нет. Ты мертв.

«Откуда я знаю, что мой брат мертв? — подумал он. — Если я не могу вспомнить, то почему знаю, что он мертв? И все же знаю… знаю ведь?»

— Нет, Алоиз, — с улыбкой ответил Диоген. — Все это — блажь, порожденная твоей болезнью. Оглянись назад, вспомни свою жизнь или то, что по твоему мнению, было ею. Кто ты по профессии?

— Я… — замялся Пендергаст, — агент ФБР.

— Ладно, — еще раз мягко улыбнулся Диоген. — Теперь подумай. Нам известно все о твоей «жизни», о которой ты на протяжении последних месяцев рассказывал доктору Августину. Мы наслышаны о твоих безумных подвигах и рискованных похождениях. О всех тех людях, которых ты, якобы, убил. О том, как ты чудом избегал смерти. О генетических монстрах, поедающих человеческий мозг, и живущих в пещерах убийцах с интеллектом ребенка. О полчищах мутантов, что обитают под землей, и евгенических проектах нацистов… Наслышаны мы и о некоей девушке, чей возраст — сто сорок лет… Это, Алоиз, мир фантазий, который ты, наконец-то, покидаешь. Мы — реальны, твои же безумные иллюзии — вымысел.

Стоило Диогену начать перечислять эпизоды из жизни Пендергаста, память агента тотчас же среагировала на каждый из них, и воспоминания расцвели в мозгу, словно фейерверк.

— Нет, — возразил он. — Все с точностью до наоборот. Ты все вывернул наизнанку. Ты не настоящий. Настоящий — тот, другой мир.

Хелен наклонилась над Пендергастом, глядя ему в глаза своими фиалковыми глазами:

— Ты правда считаешь, что Бюро — консервативное Бюро — позволит одному из своих сотрудников потерять над собой контроль и, не желая того, убивать людей? — спросила она спокойным, невозмутимым, рассудительным голосом. — Как такое может быть на самом деле? Подумай-ка о своих так называемых похождениях. Разве может человек — один человек — выдержать все это и остаться живым?

— Ты попросту не смог бы пережить все те приключения, о которых ты рассказывал доктору Августину, — снова заговорил Диоген. Его льстивый голос с южным акцентом звучал как целительный бальзам. — Тебя обманывает память, не мы. Разве не видишь?

— Тогда зачем меня пристегнули? Зачем надели колпак?